Неточные совпадения
Самгин видел, как отскакивали
куски льда, обнажая остов баррикады, как двое пожарных, отломив спинку дивана, начали
вырывать из нее мочальную набивку, бросая комки ее третьему, а он, стоя на коленях, зажигал спички о рукав куртки; спички гасли, но вот одна из них расцвела, пожарный сунул ее в мочало, и быстро, кудряво побежали во все стороны хитренькие огоньки, исчезли и вдруг собрались в красный султан; тогда один пожарный поднял над огнем бочку, вытряхнул из нее солому, щепки; густо заклубился серый дым, — пожарный поставил в него бочку, дым стал более густ, и затем из бочки взметнулось густо-красное пламя.
Он ломал хлеб и, бросая крупные
куски за перила толстозобым, сизым голубям, смотрел, как жадно они расклевывают корку,
вырывая ее друг у друга. Костлявое лицо его искажала нервная дрожь.
— Ну, иной раз и сам: правда, святая правда! Где бы помолчать, пожалуй, и пронесло бы, а тут зло возьмет, не вытерпишь, и пошло! Сама посуди: сядешь в угол, молчишь: «Зачем сидишь, как чурбан, без дела?» Возьмешь дело в руки: «Не трогай, не суйся, где не спрашивают!» Ляжешь: «Что все валяешься?» Возьмешь
кусок в рот: «Только жрешь!» Заговоришь: «Молчи лучше!» Книжку возьмешь:
вырвут из рук да швырнут на пол! Вот мое житье — как перед Господом Богом! Только и света что в палате да по добрым людям.
Подбежал народ, помогли даме сойти с шарабана, подняли Рахметова; у него была несколько разбита грудь, но, главное, колесом
вырвало ему порядочный
кусок мяса из ноги.
Свинцовая рука царя не только задушила гениальное произведение в колыбели, не только уничтожила самое творчество художника, запутав его в судебные проделки и следственные полицейские уловки, но она попыталась с последним
куском хлеба
вырвать у него честное имя, выдать его за взяточника, казнокрада.
— Прошлялся я по фабрикам пять лет, отвык от деревни, вот! Пришел туда, поглядел, вижу — не могу я так жить! Понимаешь? Не могу! Вы тут живете — вы обид таких не видите. А там — голод за человеком тенью ползет и нет надежды на хлеб, нету! Голод души сожрал, лики человеческие стер, не живут люди, гниют в неизбывной нужде… И кругом, как воронье, начальство сторожит — нет ли лишнего
куска у тебя? Увидит,
вырвет, в харю тебе даст…
Она взглянула на него сверху вниз, увидала у ног его древко знамени, разломанное на две части, — на одной из них уцелел
кусок красной материи. Наклонясь, она подняла его. Офицер
вырвал палку из ее рук, бросил ее в сторону и, топая ногами, кричал...
Желать он боялся, зная, что часто, в момент достижения желаемого судьба
вырвет из рук счастье и предложит совсем другое, чего вовсе не хочешь — так, дрянь какую-нибудь; а если наконец и даст желаемое, то прежде измучит, истомит, унизит в собственных глазах и потом бросит, как бросают подачку собаке, заставивши ее прежде проползти до лакомого
куска, смотреть на него, держать на носу, завалять в пыли, стоять на задних лапах, и тогда — пиль!
Он лег в канаву и опять,
вырвав из бешмета
кусок ваты, заткнул рану.
Точно
вырвали у него
кусок тела, вывернули внутренности, оторвали руку, выкололи глаз.
Одно Варварино платье привлекло внимание Передонова. Оно было в оборках, бантиках, лентах, словно нарочно сшито, чтобы можно было спрятать кого-нибудь. Передонов долго рассматривал его, потом с усилием, при помощи ножа,
вырвал, отчасти вырезал карман, бросил его в печку, а затем принялся рвать и резать на мелкие
куски все платье. В его голове бродили смутные, странные мысли, а на душе было безнадежно тоскливо.
— Бросить её нельзя, — тихо говорил Павел. — Бросают, что не нужно. А она мне нужна… Её у меня
вырывают, — вот в чём дело… И может, я не душой люблю её, а злостью, обидой люблю. Она в моей жизни — весь мой
кусок счастья. Неужто отдать её? Что же мне-то останется?.. Не уступлю, — врут! Убью, а не отдам.
Иерухима едва не разнесли на
куски, и только благодаря Прокопову заступничеству ограничились тем, что
вырвали у него пейсы.
Однажды, проходя мимо знакомой яблони, я, больше по привычке, бросил косвенный взгляд на известное местечко, и вдруг мне показалось, как будто на поверхности земли, прикрывавшей наш клад, произошла некоторая перемена….. Как будто горбинка появилась там, где прежде было углубление, и
куски щебня лежали уже не так! «Что это значит? — подумалось мне. — Неужто кто-нибудь проник нашу тайну и
вырыл часы?»
И снова началось воровство. Каких только хитростей не придумывал я! Бывало, прежде-то по ночам я, богу молясь, себя не чувствовал, а теперь лежу и думаю, как бы лишний рубль в карман загнать, весь в это ушёл, и хоть знаю — многие в ту пору плакали от меня, у многих я
кусок из горла
вырвал, и малые дети, может быть, голодом погибли от жадности моей, — противно и пакостно мне знать это теперь, а и смешно, — уж очень я глуп и жаден был!
Куски, которые ему дают, он
вырывает из рук и уносит их куда-нибудь подальше.
— А сами вы сколько наживете на этом? Хе? Вы ограбить хотите Иуду,
кусок хлеба
вырвать у его детей? Я не могу! Я на площадь пойду, я кричать буду: Анна ограбил бедного Иуду! Спасите!
Оченно вздонжили его Веденеев с Меркуловым — изо рта
кусок вырвали.
Ленивых и шалунов пугала «букой» либо «турлы́-мурлы́, железным носом», что впотьмах сидит, непослушных детей клюет и железными когтями
вырывает у них из бока
куски мяса.
Потом мы надели теплые меховые калоши на миниатюрные ножки Царицы и уже готовились проделать то же и с Государем, но он вовремя предупредил нас, отвлекая наше внимание брошенным в воздух носовым платком. Какая-то счастливица поймала платок, но кто-то тотчас же
вырвал его у нее из рук, и затем небольшой шелковый платок Государя был тут же разорван на массу
кусков и дружно разделен «на память» между старшими.
Бьет четыре часа. Анна Серафимовна забылась и что-то шепчет во сне. Ей снится амбар с полками. На прилавке навалены
куски всяких цветов… Но приказчик
вырывает у ней из рук штуку сукна; штука развертывается, сукно протянулось через весь амбар, потом дальше, по улице… Ей страшно. Она вскрикивает и просыпается… Бьет пять часов.
«Ишь, вахлак, тоже опечалился, да оно, конечно, тяжело, коли сладкий
кусок из-под носа
вырывают… догадывается…» — мелькнуло в ее голове.
Палач,
вырвав часть языка, двумя пальцами приподнял окровавленный
кусок его над народом, громко крикнув...
Пока Бирон сбивал с своей шубы
куски льду, ее облепившие, как бы стирал брызги крови, наперсник его
вырвал бумагу, подал ее и торопливо стал рыться в
кусках по полу, боясь, не скрывалось ли еще какой в них штуки. Бегло взглянул герцог на бумагу, на которой и прочел...
Он вышел из избы во двор, подполз под дом, распугав бывших там птиц, и
вырыв довольно глубокую яму около кирпичного низа печи, завернул шкатулку, на которую положил ключ в
кусок кожи, купленной им для бродней, зарыл ее, притоптал землею и даже набросал на этом месте валявшиеся в подполье кирпичи.